Александр Щелоков - Переворот [сборник]
Синицын не обратил внимания на зловещий вид и грозный тон собеседника.
— Во-вторых, преступление большевиков имело немало исторических прецедентов. Борьба за власть во все времена была жестокой и кровавой. Побеждал тот, кто меньше боялся отрубить конкуренту голову, даже если тот брат или отец. Вспомните князя Святополка. Ради власти он поубивал своих братьев Бориса, Глеба и Святослава. Было это? Да, было. В любезном вам, Андрей Андреевич, роду Романовых в восемнадцатом веке был убит император, я это хочу подчеркнуть — император Иван Антонович. Кто это сделал, напоминать не стану. Скажу одно: большевиков рядом и в помине не было. Далее, божьей милостью император Павел Первый. Убит для того, чтобы освободить трон сыну Александру…
Удалов слушал молча, на его щеках двигались мощные желваки. Маленькие глаза под лохматыми бровями светились лютой ненавистью. До сих пор здесь, в Мартыновке, никто так не задевал его монархических убеждений. Удалов знал историю плохо и полемики не терпел.
— Я думал, в душе вы русский, — сказал Удалов мрачно и швырнул на стол обрывки салфетки. Они рассыпались по белой скатерти каплями крови. — Жаль. Если русский человек не воспринимает идею монархии, он теряет право считаться русским. А истинно русские сегодня понимают — стране нужна твердая рука. Нужен царь…
Не допив чаю, Удалов поднялся.
— Бывайте, хозяева, я пойду…
— Зря вы его обидели, — сказал Кузьмин, когда гость ушел. В целом он мужик безобидный. Как говорят, чем бы дитя ни тешилось. А, да ладно. Как там Жора Климов? Вы ему вроде звонили?
— Спасибо, у Жоры все нормально. Обещал приехать.
В Москву Синицын позвонил от Мелик-Лазаряна прошлым вечером.' И нарвался на выговор.
— Я ж тебя предупреждал, — взорвался Жора, услыхав знакомый голос. — Сиди, не высовывайся!
— Но это же телефон, — пытался оправдаться Синицын.
— Телефон! — возмутился Жора. — Да это один хрен, что через площадь кричать мне: вот он, я тут!
Синицын так и не понял его тревоги, но разговор оставил мутный осадок.
От Кузьминых биолог возвращался по дороге, накатанной позади огородов. Отсюда открывался прекрасный вид на поля и далекий лес. На дороге стояла черная «волга». Синицын на нее особого внимания не обратил: ну, стоит и пусть.
— Валера? — произнес вкрадчивый голос за его спиной. Синицын инстинктивно обернулся. В лицо ему ударила струя вонючей аэрозоли. Перехватило дыхание. Очертания предметов, незнакомое лицо — все поплыло, теряя четкость линий. Ноги обмякли… Чужие крепкие руки подхватили его, и он воспринял это как благо. Его поволокли к машине. Оттуда на подмогу выскочил лоб в кожаной куртке.
Мычащего Синицына загрузили в салон, и «волга» сорвалась с места.
Первым, что услышал биолог, придя в себя, были слова:
— Смотри, уже ожил.
— Заделай ему глаза, — предложил голос с переднего сиденья.
В кино Синицыну приходилось видеть, как пленникам завязывают глаза, чтобы отвезти их в место, которое нельзя засвечивать. Но вот он попал в такое же положение сам. Правда, глаз ему не завязали: просто натянули на голову до самого рта колпак, сшитый из черного сатина, и затянули завязки на шее. И мир вторично погас. Ощущения сузились. Он ощущал только крепкие плечи охранников, сжавшие его с двух сторон, слышал звук работающего мотора. Нос улавливал непривычные запахи: от одного из громил пахло дешевым одеколоном, от второго табаком и пивным перегаром. Все. В этом теперь заключался весь его мир.
Машину трясло и подбрасывало на ухабах. Должно быть, они все еще ехали по проселку. Синицын весь обратился в слух. Вот они приостановились и снова тронулись. Машина пошла ровно, прибавила скорость. Значит, выехали на магистральное шоссе. Слева от них, громко просигналив, промчалась какая-то машина. Некоторое время спустя, какое именно, Синицын определить не мог даже с точностью до десятка минут, гонка с завязанными глазами кажется нескончаемо долгой, его прижало к левому охраннику. Они, должно быть, повернули направо. И опять езда по тряской дороге. Потом остановка. Водитель кому-то прокричал:
— Да отворяй ты, свои.
— Пропуск, — потребовал простуженный голос снаружи.
— Ты что, не узнаешь? — снова спросил водитель.
Машина тронулась. Их пропустили в ворота…
Полковник Штанько начал подготовку к операции «Охота на Медведя», едва получив аванс — пять «зеленых лимонов» наличными. Как в лучших американских боевиках деньги были туго уложены в большой «атташе-кейс». Его привез лично господин Ремезов-Шапиро. Полковник взял кейс в руку и почувствовал приятную весомость груза. Он тянул килограммов на десять, не меньше.
В тот же день группа доверенных людей полковника выехала на разведку в район президентской дачи. Как ни смешно, расположиться возле логова Бизона оказалось не так уж трудно. Группа появилась там под видом рабочих, ремонтирующих дорогу. Чтобы не вызвать подозрений у охраны, ремонт начали метрах в трехстах от главных ворот и повели в сторону, уходившую отдачи. Окажись рабочие ближе, у них бы наверняка проверили документы, но отдаленность от охраняемого объекта ни у кого настороженности не вызвала.
Всего два дня ушло на определение радиочастот, которыми пользовалась охрана президента в своих переговорах, За ночь люди Штанько расположили по наружному периметру забора подслушивающие устройства и уже к концу недели имели записи непрекращавшейся болтовни охраны между собой и своими командирами. Материала вполне хватило для того, чтобы установить места расположения постов внутри охраняемой зоны, определить маршруты движения и график смены нарядов. Но главное, что особо интересовало полковника, — был изучен распорядок выездов и приездов Бизона.
Сам Штанько взял на себя изучение маршрута, по которому Бизон ездил из дому и с дачи в город.
Темно-зеленый фургончик военного образца проехал от Филей по Минской улице, миновал круговую развязку на пересечении с Кастанаевской и вкатился под путепровод, по которому шло Можайское шоссе. Одно время эту старинную московскую дорогу переименовали в проспект Маршала Гречко. Посредственный военачальник, по таланту сравнимый разве что с Хрычевым, выбился при Брежневе в военные министры. За сей подвиг после смерти его, как и других высокопоставленных чиновников, удостоили чести стать названием столичной улицы. Среди москвичей, особенно среди военного люда, получил хождение такой анекдот: «Как доказать истину, что от великого до смешного всего один шаг? Очень просто. Надо встать в том месте, где Кутузовский проспект переходит в проспект Маршала Гречко».
Штанько этот анекдот знал, посмеивался, когда слышал его, но в данный момент его целиком поглощало изучение путепровода.
Въехав под его сень, Штанько прижал машину к ряду опорных бетонных столбов, зажег мигающие огни аварийной остановки. Вылез из машины, достал из нее ведро с краской и кисть. Не торопясь, оглядел ближайший столб и стал его красить.
Проезжавшие мимо машины, заметив моргающие огни и работягу в комбинезоне, который неторопливо красил столб, сбавляли ход и осторожно проезжали мимо опасного места.
Штанько знал — наверху у развилки, которая вела к бывшей сталинской даче в Давыдково, рядом с еловой рощицей расположен милицейский пост. Там всегда дежурят сотрудники спецдивизиона ГАИ, обслуживающие правительственную автомобильную трассу.
За десять минут Штанько окрасил два столба, но никто не проявил к нему интереса. За это время он успел осмотреть конструкцию путепровода и с удовлетворением отметил, что между откосом и бетонным перекрытием есть широкая щель, похожая на полку. Если туда загрузить десяток тротиловых шашек, замаскированных под обычные кирпичи, то ни одна собака не догадается посмотреть, что же это. Таким образом, взрывчатку можно заложить за неделю или даже полторы до акции.
Бросив кисть в ведро, Штанько вернулся к фургончику, уложил имущество, погасил мигающие огни и тронулся в сторону Ломоносовского проспекта.
Главный пункт проведения акции был выбран. Оставалось узнать от заказчика назначенную им дату.
* * *Вера Николаевна Самохвалова появилась в штабе элитной дивизии генерала Щукина с мандатом одной из центральных московских газет. Генерал, закормленный вниманием прессы, наверняка не придал бы значения появлению у него очередного журналиста, если бы не сумасшедшая красота женщины, посетившей его. Она буквально потрясла Щукина с первого взгляда. Точеная фигура, спокойное милое лицо, проникновенный грудной голос, величественная простота в общении…
Генерал Щукин уже третий год был в разводе. Женился он курсантом-выпускником воздушно-десантного военного училища на смазливой официантке из военторговской столовой. Маленькая разбитная красотка-куколка Диночка Быстрова пользовалась вниманием офицеров, знала и ценила это. Потому курсант Щукин был горд, что сумел увести ее из-под носа у многих других соискателей.
